читать дальше
OH, CHANGING…
Александр
Александр
Наверное, тогда он был не в своем уме. Совершенно безумен. Конечно, так оно и было, он потерял Мэри-Энн, он едва избежал костра, он покинул свою страну... Тогда ему не на шутку хотелось узнать на личном опыте, есть ли загробная жизнь для таких, как он, и каковой она окажется. Если правы темные плащи – гореть ему в аду до конца этого мира как самоубийце и колдуну. Впрочем, Инквизиция и святая церковь могли ошибаться...
А может, они были правы. Порой поступки подобных себе вызывали тошноту и омерзение. Или даже ужас.
Как сейчас. Полный букет ощущений.
Тишайшая английская полночь, умиротворение и покой царят над мирной спящей землей... и безумие, рвущееся из этого комка плоти на дороге перед его каретой.
Скорченное мальчишеское тело у его ног; постоянная дрожь, продирающая хрупкое тело – и это еще не самое страшное. Сначала ему казалось, что он слишком устал и ему уже мерещится всякая чертовщина, но нет: контуры этого тела были расплывчаты и туманны, зыбко дрожали и таяли на глазах, изменяя форму лица, очертания рук, цвет кожи и волос этого существа.
Он знал, какие силы могли вызвать такие перемены, но даже он не встречал доныне никого, способного опуститься до использования таких методов. Его одолевал соблазн покинуть это место, бросить или уничтожить это существо, несущее на себе печать тошнотворной первобытной магии. И это, вероятно, было бы наиболее разумный и приличный поступок. Существо умирало, так надо было предоставить его своей судьбе и попытаться даже забыть о происшедшем. Не стоит марать себя участием, даже минутным, в таком грязном деле.
Нет, он, наверное, и в самом деле сошел с ума, раз опускается сейчас на колени рядом с этим... этим мальчиком, и дотрагивается до него. Как он может сейчас помочь?
Блесс
...чужая волна мыслей, чувств... горькие чувства, невкусные.... слишком яркий свет... больно... не хочу... ударить... Уйди!
Не вышло?.. Не может быть!
- Очнулся?
К чему притворяться? Особенно, после удара. Особенно, если тот, кто говорит с ним, выдержал этот удар. Такой оказался нелегким даже для Нее... теперь его убьют?
Ужаснуться, получив подтверждение Ее слов, что его везде подстерегает опасность, и только Она может спасти его от смерти. Но это Она сделала его таким, что все станут шарахаться от него. Как те, на ярмарке...
- Открой глаза.
Ай, а можно – не надо? Но лица коснулось что-то теплое и слегка шершавое, и глаза сами открылись. Ну да, он совершенно не властен над своим телом. Но, по крайней мере, он увидит, у кого хватило смелости прикоснуться к нему.
Если... если это не кто-то еще хуже Нее.
«Кто-то» оказался мужчиной средних лет, с короткими каштановыми волосами и совершенно нечитабельным выражением лица. Даже его голубые глаза были абсолютно спокойны. Рука уверена, голос не дрожал. Мысли... в мыслях странная горечь.
Из огня да сразу в ад?
- Итак, - не слишком ли резко? (по крайней мере, тело хотя бы успело вылечить себя, и голос не подвел его), - вы – мой новый хозяин?
Удивил... он очень удивил этого человека. Тот медленно отнял руку и как-то очень задумчиво поглядел на него. Покачал головой.
- С чего ты взял, что пригодишься мне в хозяйстве?
Чья теперь очередь удивляться? Он нахмурился, стараясь скрыть растерянность. Что, вообще, происходит? Да понимает ли этот тип, с кем связался? Не лишним будет напомнить себе, что «этот тип» шутя отразил его атаку, и за этот удар его пока не наказали; несомненно, только пока.
Да где он, собственно говоря?
Мальчик нервно огляделся. Кровать с витыми колонками, огромный балдахин сверху, маленькая комната с каменными стенами, узкое оконце – похоже на замок. Он оказался в плену у лорда?
Его блуждающий взгляд пробежался по неярким гобеленам на стене, изображавшим какую-то парочку среди роз, и снова вернулся к собеседнику.
- Кто вы? И кто – я?
Кажется, мужчина понял, что именно хотели сказать ему; его глаза сверкнули на миг, маска спокойствия исчезла, опалив ядовитой смесью ярости и омерзения. Но мужчина тут же взял себя в руки.
- Мое имя – Александр. Ты у меня в замке, – коротко бросил он. – А ты – ребенок, который нуждается в помощи.
Что?
Самое время распахнуть глаза и открыть рот! – но он уже ничего не мог поделать с собой. Ой, мама-мама, которую я не помню, он же не врет, ни словом, ни мыслью, ни на миг не покривил душой, он в самом деле думает, что говорит, он хочет мне помочь – мне! – он...
И мальчишка, к стыду своему, разрыдался, закрыв лицо руками.
Александр
Ребенок.
Жуткая кусачая смесь еще совсем детской непоседливости и непосредственности с разумом и силой взрослого человека. Ну, человеком его можно назвать только по факту рождения женщиной... да и тогда он уже был чем-то иным. Страшно подумать о той, что выносила его... несомненно, она не сумела пережить роды. Интересно, как она смогла терпеть в себе такое?
Искаженное, извращенное чужой силой дитя, одаренное ошеломляющей мощью, дарованной ему ценой его человечности и, скорее всего, рассудка. Как у него хватило смелости бросить вызов своей создательнице и покинуть ее?
Александр не боялся грязной магии Луны, но ему глубоко претила мысль о той, что не погнушалась этого знания и даже использовала его, чтобы создать такое. Что она сделала не так, раз ее творение взбунтовалось против нее? Или она одарила его слишком большой силой и не смогла справиться с ней? Он не знал точно, а Блесс отказывался говорить о своем прошлом. Александр замечал ужас в глазах ребенка и не настаивал. Достаточно того, что он знает о происхождении этого существа. Интересно, а что знает об этом сам Блесс?
Мальчик знал многое, что касалось его дара, словно эти знания были заложены в него еще до рождения. Можно было презирать его создательницу за методы, но невозможно не восхищаться результатом. Как мастер, Александр отдавал ей должное... но все же не мог позволить этому продолжаться. Такое существование, такая жизнь – на грани распада – не должна была, не имела права быть. Блесс слишком долго был сосудом, из которого та ведьма черпала свои силы, он имеет право на самостоятельность.
Александр пытался объяснить ребенку, что он хочет с ним сделать. Но тот только глядел на него своими огромными, постоянно меняющими цвет глазами, полными обожания, и послушно кивал. Он согласится на все, что захочет Александр, и маг прекрасно осознавал это. Такой соблазн: доверие и влюбленная верность существа, подобного Блессу... можно было бы самому использовать мощь, переполняющую ребенка, и тот с радостью делился бы ею, но...
Но тогда Александр уподобится той, при одном упоминании о которой ребенок съеживался и бледнел от страха. Для этого ли он подобрал когда-то умирающее чудовище, чтобы стать его хозяином?
Нет...
То, что собирался сделать Александр, было не менее чудовищно с точки зрения чистого знания. Он собирался уничтожить, может быть, уникальный экземпляр, образец четкого и искусного использования магии пещер. Он собирался лишить Блесса силы, с помощью которой тот мог бы легко уничтожать целые города, расплавлять горы, заставлять кипеть моря... и которая медленно, но верно сводила его с ума. В руках Александра был ключ к сказочному богатству, и он собирался выбросить его.
Он собирался сделать Блесса чуть более нормальным. Чуть более обычным. Чуть более безопасным! Более человеком...
Он сказал об этом мальчику, но знал, что тот не сможет осознать полностью, что предлагают ему. Оставалось только надеяться, что потом Блесс сможет простить его. Став взрослым, он может захотеть воспользоваться той силой, которой обладал когда-то... которой его лишают постепенно, день за днем.
Сейчас мальчик обожает его. Пусть Блесс был создан для этого, для служения одному человеку, но можно будет использовать эту нить, чтобы вывести ребенка из безумия. Это будет долго, но разве Александру есть о чем беспокоиться?
Разве только о прощении... потом.
Блесс
Я люблю его.
Я заставляю его злиться.
Я не хотел, не хочу, но словно сам факт моего существования иногда глубоко огорчает его. Его огорчает, когда я меняю свою форму, чтобы проникнуть в узкую щель или замочную скважину, или хочу полетать вместе с ласточками, что живут под крышей. Хотя ласточки только боятся меня, и всегда улетают, когда я хочу поиграть с ними. Они тоже презирают меня? Она говорила, что я проклятый ребенок, и любой маг захочет убить меня, едва только увидит или узнает о моем существовании. Поэтому я должен был слушаться Ее и делать то, что Она велит. Я и делал...
Но Александр не такой же? Он не хочет меня убить и не заставляет меня делать то, что я не хочу, и не тянет из меня сверкающие нити, как Она – это было так больно! Я помню, как он рассердился, когда я рассказал ему об этом. Он даже заскрипел зубами и почернел лицом. Я испугался, что теперь он почувствует ко мне отвращение и убьет меня... по крайней мере, это будут его руки, что уничтожат меня... но он только обнял меня. Он сказал, чтобы я простил его, что он больше не будет так пугать меня, что он меня никому не отдаст, и снова просил прощения за то, что он делает со мной. Он говорил, что надеется, что когда-нибудь я прощу его.
Но мне нечего ему прощать. Он ничего, ничегошеньки не делает со мной! Только разговаривает. И улыбается. И гладит по голове. А иногда позволяет спать в своей комнате, если мне снятся кошмары.
Мне часто снятся плохие сны. Мне снится Она, или снится черная яма, куда я падаю. Я помню, как я однажды проснулся от своего крика и испугался, что он услышит. Он почему-то всегда знает, что я делаю... А вдруг он рассердится? Она била меня, если я будил Ее по ночам. Тогда я еще подумал, что здесь гораздо больше места, может, он не услышит? Но он услышал. И пришел ко мне. И не ругался, и не бил меня. Он попросил рассказать о сне, а потом долго сидел рядом и держал меня за руку. Это было так странно... и совсем не страшно. И я уснул, а утром нашел его все еще у себя. Он задремал сидя, держа меня за руку.
После этого он разрешил мне приходить к нему, если мне станет страшно или плохо ночью...
Я так хочу сказать ему спасибо, сделать что-то хорошее. Но я не знаю, как.
Однажды я решил вытянуть из себя серебряную нить – это очень больно, но Она была так рада, когда получала ее. Может, и ему понравится? Но он очень рассердился. Я испугался и убрал ее. А он долго успокаивал меня и все спрашивал, что я при этом испытываю. Я сначала не хотел говорить, но он так смотрел на меня... Он знает, что когда он так смотрит, я все сделаю для него? Молчать было невозможно... И я сказал, что это больно, и что от этого кружится голова, и болит, и не хочется думать, а еще при этом тает тело. Тогда он запретил мне это делать.
Ну и ладно, чтобы играть, мне совершенно не нужно это серебро внутри меня, мне вполне хватает... чего-то другого. Я не знаю, что это такое, но Она не любила, когда я делал что-то с помощью этого... этого умения, Ей хотелось серебряных нитей. Да, с нитями все гораздо легче, но я помню, как однажды, совсем маленьким, я хотел снять с дерева кошку, и потянулся к ней нитью... От кошки не осталось даже пятна, а дерево сгорело. Она долго смеялась и хвалила меня.
Александр не такой. Он очень сильный, ему не нужно этих нитей... он учит меня не трогать серебро, а использовать другое. Оно слабее, но им удобнее делать тонкие вещи... он называет это магией. А что тогда серебро? – спрашивал я. Он объяснял, но я не понял. Это как-то связано с Луной и с «той ведьмой», как он называет Ее. Александру не нравится это серебро. Хорошо, я не стану использовать его.
И не стану менять форму и тело. Я помню, как его чуть удар не хватил, когда я стал девочкой. Я хотел развеселить его, ведь Ей так нравились эти шутки, но он не такой. Он попросил меня определиться и остаться либо мальчиком, либо девочкой. И сказал: «Пожалуйста, пойми меня в будущем и прости». Я не знаю, за что прощать его.
Я решил быть мальчиком. Как Александр. Хотя даже с Ней чаще всего я был мальчиком. Наверное, я им и родился.
Хорошо, я больше не буду так шутить.
Если Александру не нравится.
Я все сделаю для него.
Я люблю его.
Три года спустя
- Я люблю Александра!
Он замолчал, когда они захлопали, слегка усмехнулся, когда Александр, улыбаясь, кивнул ему. Продолжил.
- Я люблю Огни!
Юная ведьма вскочила со своего места и подошла поцеловать его. Блесс с трудом оторвался от уст своей подружки, и то только тогда, когда одиннадцатилетний оборотень громко фыркнул, еще не достаточно взрослый, чтобы понять прелести первой любви.
- Я люблю леди Маргарет!
Леди не присутствовала на их семейном обеде, но Блесс просто не мог обойти своим вниманием эту милую женщину.
- Ну ладно, тебя я тоже люблю, малявка!
Оборотень хотел было надуться, но все так смеялись, что ему оставалось только покачать головой и пихнуть названного брата в бок.
Блесс обвел взглядом свою семью, и в который раз обрадовался, что леди Ньют не было сейчас с ними – ему не придется врать, что он любит и ее. И не придется смолчать, обижая Александра, что-то находящего в этой зануде.
- Спасибо вам за все!
Они снова захлопали. Блесс улавливал радость братца, обещающий шепоток любви Огни, гордость Александра... его любимые люди.
- С днем рождения! – закричали они и рассмеялись.
С некоторых пор это уже не смущало Блесса, хотя его до сих пор удивляла одна мысль... За что они так любят его?